Да умоются кровью те, кто усомнится в нашем миролюбии
Камера-одиночка.
Я один, всего лишь один, тишина, только иногда мимо проходят люди стуча каблуками об пол, все тихо и спокойно. Я осознаю, что я не один такой, что еще рядом много таких же камер, с такими же людьми, которые точно так же сидят. В камере нет окон, есть дверь: железная без окон. Чтобы подать еду ее открывают, но за ней темно. Я никогда не пробывал пойти туда, попробывать открыть эту дверь, я считаю, что там только ужас, один ужас. Потому что когда ее открывают очень часто слышны крики и стоны.
Чего я жду в этой камере? Как я в нее попал? Что со мной будет? Включат ли свет в ней? Скажут ли за что я сижу? Будет ли конец этому?
Почему-то есть ощущение, что есть человек, который может вытащить из этого, вернуть в реальность и все это окажется плохим сном. Эта вера едиственное, что осталось от меня.
Но этот человек был уже, он пришел, погладил меня и оставил умирать. Зачем ему это?
А может его нет?
А может он тоже сидел в камере? Или сидит?
Я один, всего лишь один, тишина, только иногда мимо проходят люди стуча каблуками об пол, все тихо и спокойно. Я осознаю, что я не один такой, что еще рядом много таких же камер, с такими же людьми, которые точно так же сидят. В камере нет окон, есть дверь: железная без окон. Чтобы подать еду ее открывают, но за ней темно. Я никогда не пробывал пойти туда, попробывать открыть эту дверь, я считаю, что там только ужас, один ужас. Потому что когда ее открывают очень часто слышны крики и стоны.
Чего я жду в этой камере? Как я в нее попал? Что со мной будет? Включат ли свет в ней? Скажут ли за что я сижу? Будет ли конец этому?
Почему-то есть ощущение, что есть человек, который может вытащить из этого, вернуть в реальность и все это окажется плохим сном. Эта вера едиственное, что осталось от меня.
Но этот человек был уже, он пришел, погладил меня и оставил умирать. Зачем ему это?
А может его нет?
А может он тоже сидел в камере? Или сидит?